Н.М. Артюхова - В ногу

— Что, Леня, опять Кузнецов?

— Опять Кузнецов.

— Что же он опять натворил?

— После тихого часа все прибирали постели, а Кузнецов прибирать не стал, ворвался к девочкам и организовал драку подушками.

Старший вожатый усмехнулся:

— Неплохой организатор, Леня, а?

Леня ответил с полной серьезностью:

— Хороший организатор, когда нужно организовать плохое.

Старший вожатый Сергей Николаевич и Леня Жегалов, председатель совета лагеря, стояли на террасе. Под навесом, в столовой, девочки прибирали посуду после полдника. За деревьями на футбольной площадке ребята перебрасывались мячом. Малыши из пятого отряда уходили со своей вожатой по тропинке в лес.

Вожатая обернулась и крикнула:

— Ау! Машенька!

Беленькая Маша Глебова в тревоге догоняла свой отряд. Она бежала, раздвигая кусты, наперерез и тоненько пищала:

— Анна Павловна! Я иду!

Она была похожа на цыпленка, запутавшегося в траве и отставшего от наседки. Вот наконец выбралась на тропинку — и прямо к Анне Павловне под крылышко.

— Где сейчас Кузнецов? — спросил Сергей Николаевич. — Позови его ко мне, я с ним поговорю.

— Сейчас позову, — сказал Леня. — Ведь и выговор ему уже объявили, и на совете отряда ставили на вид, и вы ему замечания делали — что-то ему ненадолго хватает. Уж очень его дома избаловали: все, что хочет, то и делает!

— Хорошо, Леня, ведь Кузнецов в лагере первый раз. Подождем день-другой, а если он не возьмется за ум, примем более решительные меры.

— Вот он мчится, легок на помине!

Андрюша Кузнецов шел от футбольной площадки к дому, и даже не очень быстро шел, но со стороны всегда казалось, что он мчится: при ходьбе руки и ноги у него как-то добавочно двигались. Андрюша хотел войти в дом через террасу, но вовремя заметил начальство, скрылся за кустами направо и промчался — на этот раз уже по-настоящему промчался — к заднему крыльцу.

Разговора со старшим вожатым Андрюше Кузнецову хватило ровно на сутки.

На следующий день, никому ничего не сказав, он убежал в деревню, где жили на даче его московские приятели. Ходил с ними на речку, удил рыбу, купался. О лагере вспомнил, только услышав далекий звук горна к вечерней линейке.

— Эх, — сказал Андрюша, — ужин-то я пропустил! До свиданья, ребята, мне пора, а то, пожалуй, меня искать будут.

Андрюшу искали уже давно. Весь лагерь был в тревоге. Особенно возмутило ребят, что Андрюша, по-видимому, даже не понял, почему он не может идти, куда ему хочется, и делать, что в голову придет.

— Каждое лето у бабушки на даче живу — и купаюсь и гуляю один.

— У бабушки ты один, — ответил ему Сергей Николаевич, — а у меня вас девяносто четыре человека. Ты подумай, что будет, если все девяносто четыре разбредутся в девяносто четыре стороны и захотят гулять и купаться в одиночку? Предупреждаю: еще одно нарушение дисциплины — и домой уедешь к маме, папе и бабушке!

А Лене Жегалову Сергей Николаевич сказал:

— Завтра собери совет лагеря и вызови Кузнецова.

Члены совета лагеря были настроены по отношению к Андрюше еще более сурово. Да это и понятно. Для старшего вожатого Андрюша Кузнецов — двенадцатилетний мальчик, а для членов совета лагеря Андрюша — товарищ, ровесник или почти ровесник, а к равному себе и отношение более требовательное.

Леня Жегалов председателем был первый год, но в совете лагеря работал еще прошлым летом.

Он знал, что все нарушители дисциплины, вызываемые на суд товарищей, ведут себя приблизительно одинаково.

Сначала молча отводят глаза, смотрят куда-то по углам, вниз, на пол, или кверху, в потолок. Потом начинают огрызаться, потом — каяться. Кончается обычно слезами, в особенности у девочек.

У девочек слезы начинаются раньше и даже иногда мешают как следует огрызаться и каяться.

Леню очень удивило поведение Алеши Кузнецова. Стоит себе и улыбается, румяный, темные волосы щетинкой. Ничего не высматривает по углам, ни на полу, ни на потолке. Отвечает весело, не огрызаясь. До раскаяния далеко, а слезы… Разве доведешь такого до слез? Засмеялся даже, когда звеньевой из третьего отряда, рассказывая об истории с подушками, с негодованием закончил:

— Он нам весь отряд портит!

По предложению Лени Жегалова единогласно постановили: Кузнецова перевести в пятый отряд.

— В пятый отряд? — опять засмеялся Андрюша. — К малышам, к семилеточкам?

— Да, к семилеточкам, — сказал Леня. — До третьего отряда ты, по-видимому, еще не дорос. Между прочим, пятый отряд — лучший в лагере. Если бы не Котик Синицын, у них за всю неделю ни одного бы замечания не было. Надеюсь, что наши малыши будут для тебя хорошим примером.

Как раз в этот день ребята заканчивали работу на лужайке, около дома. Дорожку, на которой выстраивались перед подъемом флага, решено было сделать в виде огромной пятиконечной звезды. Звезда, разумеется, получилась не совсем правильной формы — лучи ее были как бы раздвинуты перед маленькой деревянной трибуной и мачтой с флагом.

Старшие ребята вырезали последние куски дерна, увозили его на тачках и привозили песок. Пятому отряду было поручено как можно аккуратнее посыпать песком узенькую дорожку.

Андрюша Кузнецов выбрал самую крошечную лопатку и, захватывая буквально по несколько песчинок, делал вид, что ему очень тяжело нести.

— Ты почему так мало берешь? — спросила Маша Глебова. Уж она-то старалась изо всех сил, растрепалась, раскраснелась.

— А я не могу много нести: я — маленький! — ответил Андрюша.

Вечером, когда заиграл горн, ребята в первый раз построились на новой дорожке звездой. Вышло очень красиво. Все стояли по росту.

Самые большие — слева от трибуны, потом все меньше по лучам звезды, наконец, самые маленькие опять близко от трибуны, справа.

И вот справа, в самом конце, нарушая красоту, после Котика Синицына и Маши Глебовой неожиданный скачок вверх — Андрюша Кузнецов.

Ребята улыбались, кто-то фыркнул. Котик Синицын даже громко засмеялся. Но вожатый сказал:

— Лагерь, смирно!

И сразу наступила тишина.

Пока Леня Жегалов принимал рапорты, Андрюша понемножку сгибал колени, становился все ниже и ниже, наконец присел на корточки и стал одного роста со своей соседкой, Машенькой.

— Кузнецов, стань как следует!

Андрюша, правда, сейчас же выпрямился, но успел сказать:

— Сергей Николаевич, ведь я — маленький!

Утром на построении, когда Андрюша опять вдруг «стал маленьким», никто уже не улыбался, на Андрюшу глядели с негодованием, а малыши — даже с испугом.

Ребята один за другим прошли по всем зигзагам пятиконечной звезды и направились к дому.

— Анна Павловна, — сказала Маша, — он даже не умеет ходить в ногу.

— Ничего, Машенька, я думаю, мы его научим. Тебе не стыдно перед малышами, Андрюша?

По дороге в столовую Андрюшу остановил Леня Жегалов:

— Вот что, Кузнецов, хватит тебе ломаться!

И отошел.

Сколько сдержанного негодования и презрения было в его словах!

Весь день Андрюше было невероятно скучно.

Мальчики звали играть в футбол.

— Пойдем! — убеждал Сережа Ильин. — Сегодня будем играть в форме: синие майки, черные трусы. Девочки нам номера нашивают. Пойдем!

Андрюша хмуро отвечал:

— Не хочу!

Он одиноко ходил в кустах, за домом. Ребята тренируются. Скоро встреча с футбольной командой соседнего лагеря. Андрюша — левый край… Ну и пусть! Другого найдут… Потянуло все-таки к футбольной площадке. Обошел с другой стороны и стал смотреть издалека. Леня Жегалов бежит за мячом. На спине большая цифра 3, как у настоящего футболиста.

Леня понравился Андрюше с первого дня.

Светловолосый, светлоглазый, с ровным золотистым загаром на руках и ногах… Самое имя «Леня» казалось каким-то светлым.

Андрюше в нем нравилось все, даже то, что он был сравнительно небольшого роста для своих четырнадцати лет. Многие мальчики сильнее его, но Леня самый ловкий. Рядом с ним другие ребята кажутся массивными и неуклюжими.

Леня не был капитаном команды и не играл лучше всех, но Андрюша всегда с наслаждением следил за его игрой.

Вот Витя Грачев, центр нападения, обязательно старается сам лично забить мяч и неохотно с ним расстается.

Леня — наоборот, если это нужно, без секунды колебания передает мяч товарищам.

Зато как радуются болельщики, когда гол забивает именно Леня Жегалов!

Гром аплодисментов.

— Кто? Кто забил? — спрашивают зазевавшиеся в задних рядах.

— Леня!

И чувствуется, что его имя ребята произносят с самой большой буквы.

А как спокойно и с каким достоинством Леня стоит под флагом, когда ребята подходят с рапортом!

Должно быть, приятно рапортовать такому командиру. А вот Андрюшу командир взял и разжаловал в пятый отряд. Что же теперь делать? Если бы случилось, например, какое-нибудь чрезвычайное происшествие. Ну, скажем, удалось бы кого-нибудь спасти во время купанья… Да разве спасешь, когда такая мелкая речка!

Опять завизжали, захлопали болельщики.

Но Андрюша уже отошел. Даже не поинтересовался, в чьи ворота забили мяч.

С малышами отношения не налаживались. Ни малюсенький председатель совета отряда, ни крошечная звеньевая не решались обращаться к нему с распоряжениями: опасались какой-нибудь выходки с его стороны.

Думают, наверное, что ему самому все эти выходки доставляют невероятное удовольствие!

Анна Павловна, вожатая, говорила с Андрюшей, как будто ничего странного не было в его положении, будто ему восемь лет, а не двенадцать.

Вечером, после ужина, Андрюша лежал на траве, под деревом. Услышав горн, решил: «Не пойду! Пускай выгонят из лагеря, отправят домой, пускай делают, что хотят…»

Он видел, как отовсюду бегут ребята к флагу и выстраиваются пятиконечной звездой.

Вот сейчас выйдет маленький Вася Тарасов и отрапортует Лене:

— Товарищ председатель совета лагеря, в отряде шестнадцать человек, на вечерней линейке присутствует пятнадцать, один отсутствует по неуважительной причине.

Леня спросит:

— Кто? — хотя ему отлично будет видно, кто отсутствует.

Вася ответит:

— Кузнецов.

Андрюша вдруг встал и быстро зашагал к флагу. Опоздал, конечно, но никто не сделал ему замечания, ни вожатый, ни Леня. Казалось, даже никто не смотрит на него, никому не интересно смотреть.

Когда флаг был уже спущен, Маша Глебова покосилась на Андрюшу, — по-видимому, ждала, что он опять присядет на корточки и будет говорить: «Я — маленький». Покосилась еще раз. А когда подходили к дому, Маша вдруг сказала ласковым голосом:

— Спокойной ночи!

Нет, ночь была неспокойная. В особенности под утро. Проснулся — и разные печальные мысли…

На следующий день, после чая, пятый отряд пошел в овраг, за цветами.

Сначала шли лесом по узенькой тропинке.

Рядом с Машей Глебовой, как всегда, шагал Котик Синицын. Таким уютным именем называли его дома, оно было внесено в лагерные списки.

Характер у мальчика оказался настолько неуютным, что ласковое имя «Котик» не удержалось. Котя, Костя… Чаще всего хотелось называть его Котькой.

Анна Павловна сказала Андрюше:

— Я тебя попрошу мне помочь — иди вперед и присматривай за Котей Синицыным, а я пойду сзади.

Котик, худенький и вертлявый, вел себя, как всегда, беспокойно. Обрывал головки цветов, бросал их на дорогу. Маша возмущалась:

— Зачем? Они тебе ничего не сделали!

Котик то вдруг останавливался и ребята, идущие сзади, натыкались на него, потом забегал вперед — и приходилось его удерживать. Наконец сорвал длинную травинку и стал щекотать Маше ухо.

Маша встряхивала головой и страдальчески морщилась. Андрюша, выведенный из терпения, сурово прикрикнул:

— Слушай, ты! Хватит тебе не слушаться! — взял Котю за руку и, не отпуская от себя, довел до опушки леса.

…Очень маленький лес. Был бы лес побольше, могли, бы в нем водиться волки. Выскочил бы волк из-за куста и прямо на Машеньку или на Анну Павловну бросился бы. Тогда нужно мчаться наперерез и… Но не только волков, даже самых обыкновенных собак не попадалось…

Тропинка сбегала под гору, через широкий луг и дальше полого спускалась в овраг, поросший ивой и ольхой.

На дне оврага протекал ручей, чистый, прозрачный, с пестрыми камешками на дне.

Здесь было очень много цветов.

Андрюша набрал ромашек, целый сноп.

Анна Павловна похвалила:

— Вот молодец! Смотрите, ребята, Андрюша один набрал больше цветов, чем мы все!

Никакой радости эти слова не доставили.

Ах, волки, волки, где вы? Быки иногда тоже очень страшные бывают. Отобьется от стада, замычит, рогом нацелится — и прямо на ребят. А его ромашечным снопом — по морде, по морде!..

Все-таки в овраге было очень хорошо. Ручей запрудили камешками и песком — получилось большое водохранилище. А сбоку прорыли водоотводный канал, заставив ручей изменить свое течение.

Когда ребята немножко отдохнули от всех этих работ, Анна Павловна сказала, что пора возвращаться.

Пересчитала ребят — все были налицо. Растянувшись цепочкой, стали подниматься в гору, маленькие впереди, старшие сзади. А когда совсем вышли из оврага, Анна Павловна спросила:

— Где же Котик Синицын?

Котик Синицын исчез. Исчез непонятно куда, прямо как сквозь землю провалился. Ведь только что шагал впереди всех, рядом с Машенькой, все его видели.

— Ко-тик! — крикнула Маша Глебова.

— Коть-ка!.. — это Андрюша закричал.

Ответа не было. Тишина. Только слышно, как где-то далеко трактор работает и очень близко в траве кузнечики трещат.

Анна Павловна сказала:

— Ребята, надо вернуться.

Андрюша предложил:

— Анна Павловна, я добегу до того места, где мы сидели. Он, должно быть, к нашей запруде вернулся.

— Хорошо. А мы здесь подождем.

Андрюша бежал по тропинке, такой же извилистой, как ручей.

Он чувствовал себя виноватым — не доглядел за Котькой.

Впрочем, ни потеряться, ни заблудиться здесь было решительно невозможно.

— Котька! — с раздражением крикнул Андрюша.

— Ко-тик!.. — послышался вдалеке ласковый и тревожный Машин голосок.

Вот и запруда. Новое водохранилище. Канал. Много маленьких следов на мокром песке. Тишина. Только вода журчит, переливаясь через плотину.

— Ко-тик! — с тревогой закричал Андрюша. На этот раз даже ласково вышло. Уж очень непонятно было, куда же наконец девался глупый мальчишка.

— Что? — негромко ответил Котя и так близко, что Андрюша даже вздрогнул.

Он перешагнул через ручей и увидел Котьку. Котька сидел даже не за кустом — просто в этом месте трава росла немного повыше и погуще и закрывала его с головой.

— Ты что здесь делаешь? Зачем убежал? Зачем спрятался? — сердито накинулся на него Андрюша.

— Я не прятался, — мрачно ответил Котька. — Просто я хотел еще немножко поиграть в плотину.

— Да разве ты не понимаешь, что о тебе беспокоятся? У Анны Павловны вас шестнадцать человек! Ты подумай сам, что будет, если все шестнадцать разбредутся в шестнадцать сторон…

Андрюша обернулся и громко закричал:

— Анна Павловна! Он здесь! Я сейчас приведу его!..

В ответ издалека — смех и радостные восклицания ребят.

— Пойдем! — сурово приказал Андрюша.

Но Котька не двинулся с места:

— Я себе ногу наколол.

— Покажи… Глупый какой, зачем же ты снял тапочки?

Котька наколол ногу как раз в самом неудобном месте. Если бы царапина была на пятке, можно было бы ступать на носок, но царапина была именно там, куда наступают, когда идут на носках.

Андрюша сказал:

— Вставай, я тебя понесу.

— Я тяжелый, — возразил Котька, не поднимая глаз, все с тем же мрачным видом.

Андрюша повторил презрительно:

— «Тяжелый»!

Он наклонился, подставляя спину.

Котик, не протестуя больше, уселся верхом и заплакал — от жалости к самому себе, от страха перед Андрюшей.

В ответ на первые горячие капли, упавшие на Андрюшин затылок, последовало суровое:

— Ненавижу плакс! Перестань сию минуту! Закрой шлюзы! Вытри мне шею!

Котик огромным усилием воли заставил себя «закрыть шлюзы», сдержанно всхлипнул напоследок и притих.

«Вот и мечтай о чрезвычайных происшествиях! — с горечью думал Андрюша. Ручей, который можно перешагнуть. Игрушечная плотина. Глупый мальчишка, наколовший ногу… Изволь теперь тащить его на себе!.. А может быть, и лучше, что обошлось без происшествий?»

Анна Павловна вымыла поцарапанную ногу и перевязала платком.

— Тебе тяжело, Андрюша, я сама его понесу.

— Что вы! — сказал Андрюша. — Он совсем легкий.

— Ну хорошо, ты донесешь его вон до того поворота, а потом — я.

Так они и несли Котьку по очереди.

Легкий вначале, Котька тяжелел с каждой минутой. Правда, дорога все время шла в гору.

Заметив, что Анна Павловна устала, Андрюша старался подольше не отдавать ей Котьку. Анна Павловна была такая тоненькая и хрупкая, многие девочки из второго отряда были и выше и сильнее ее.

— Какой ты сильный, Андрюша! — с уважением сказал Вася Тарасов. Он старался помочь, как умел, подсаживал Котьку, тащил Андрюшин букет.

Андрюша донес Котьку почти до ворот лагеря. Здесь Котьку взяла — Анна Павловна — нужно было идти с ним прямо к доктору.

Около ворот играли в городки мальчики из первого отряда. Увидев, что у малышей что-то случилось, подбежали:

— Анна Павловна, может быть, вам помочь?

Леня Жегалов посмотрел на Анну Павловну, потом на Андрюшу, идущего порожняком… Бывают взгляды, которые понятнее слов. Ленин взгляд говорил:

«Что же это ты, брат? Какой же ты после этого мужчина?»

Машенька еще не умела понимать взгляды, но и она что-то почувствовала:

— Леня, какой Андрюша сильный! Он почти всю дорогу нес Котю!

Когда Котьке перевязали ногу, Анна Павловна стала делать букеты. Андрюша принес ей воды, взял книжку и улегся на траве недалеко от дома. Он обратил внимание на большую кучу свежих еловых веток.

Это ребята из третьего отряда нарубили, пока Андрюша с малышами за цветочками ходил. Андрюша знал, для чего. Вдоль всего дома тянулась надпись: «Добро пожаловать!» Огромные буквы из еловых веток были прибиты к деревянной стене. Леня Жегалов сам прибивал. Но колючки уже осыпались, и ветки побурели. Леня хочет заменить их зелеными, свежими.

Так и есть. Леня появился на террасе. В руках молоток, клещи и коробочка с гвоздями. Прибивать одному очень трудно, нужно, чтобы кто-нибудь согнул ветку и держал ее. Прошлый раз Лене помогал кто-то из мальчиков.

Андрюша отбросил книжку и сел. Все на свете отдал бы, если…

Леня окинул взглядом лужайку перед домом, увидел Андрюшу. Андрюша сейчас же отвел глаза. Дышать даже перестал.

— Андрюша, ты можешь мне помочь? Нужно вот эти ветки…

Андрюша примчался с такой быстротой, что Леня даже договорить не успел.

— Ты что же книжку на траве оставил? Забудешь потом.

Андрюша добежал до книжки и обратно, положил ее на подоконник и бросился к еловым веткам. Захватил огромную охапку.

— Подожди, — сказал Леня. — Ведь нужно сначала сухие снять.

И через минуту:

— Да ты не спеши так, Андрей, руки поколешь.

Но Андрюша не мог не спешить, а поколоть руки было ни чуточки не жалко.

Красивые получались буквы — зеленые, пушистые, смолой пахли.

— Дай еще гвоздей. Вот так подержи…

— Нет, нет, Леня, правей нужно, а то криво получится.

Когда осталось уже совсем немного, Андрюша вдруг понял, что надо вот сейчас, сию минуту поговорить с Леней, нужно его попросить, сказать, что невозможно больше с малышами. Тем более, завтра воскресенье, может приехать кто-нибудь. Вдруг мама приедет или отец. И к другим ребятам тоже… Пускай хотя бы в воскресенье…

— Леня, я хотел тебя…

Андрюша запнулся. Разве можно просить об этом сейчас? Леня подумает, что и помогать ему Андрюша ради этого помчался.

— Ты что-то мне хотел сказать?

— Нет, я ничего.

Ладно! Если мама приедет, тем лучше. Увезет его из лагеря, вот и все!

Думая об отъезде из лагеря, Андрюша великолепно знал, что никакого отъезда завтра не будет, ни полслова маме он не скажет об этом. В лагере ему нравится, никуда уезжать не хочется… Но почему все так нелепо получилось? И, главное, безнадежно. О возвращении в третий отряд теперь даже заикнуться нельзя. Так все и останется… навечно!

Слезы пришли как раз в неудобный момент, когда обе Андрюшины руки были заняты, — он держал согнутую еловую ветку, а Леня забивал гвозди. Андрюша даже отвернуться не мог, он только прикладывал то правую щеку, то левую к коротким рукавам голубой майки. Леня — спасибо ему — делал вид, что ничего не замечает. Андрюше удалось овладеть собой только на последней букве.

Леня сказал:

— Смотри, как ты неосторожно, все руки исцарапал… Сбегай-ка к доктору, попроси йодом намазать.

— Пустяки! — ответил Андрюша, поспешно отступая и поднося к губам исцарапанный палец.

— Пойди и попроси намазать йодом, слышишь? Или что? Хочешь, как зверь лесной, бежать куда-нибудь в глушь и там в одиночестве зализывать свои раны?

Андрюша засмеялся, вынул палец изо рта и помчался к доктору.

Вечером, подбегая к флагу, Машенька очень удивилась, что Андрюша пришел раньше ее. Возможно даже, что он пришел раньше всех. Стоял очень хорошо, а лицо у него было серьезное, даже грустное. Один палец завязан — указательный на правой руке.

С другой стороны подошел и стал рядом с Машей Котик Синицын.

Он осторожно ступал на пятку, поднимая носок. У него была завязана левая нога.

— Рапорт сдан!

— Рапорт принят…

Маленькая пауза. Старший вожатый как будто задумался на секунду:

— Андрюша Кузнецов, на флаг!

Сначала Андрюше показалось, что он ослышался. Потом, — что в лагере неожиданно появился его однофамилец. Но и Леня и Сергей Николаевич смотрели прямо на него, да и все ребята тоже.

А Маша испуганно подталкивала его в спину:

— Что же ты? Иди!

Андрюша бросился к трибуне, на полдороге остановился, крикнул:

— Есть на флаг! — и помчался дальше.

— Спустить флаг!

Андрюшино: «Есть спустить флаг!» — прозвучало уверенно и четко.

Сергей Николаевич все-таки обернулся и тихо сказал:

— Не спеши.

А потом:

— Пойди стань на свое место.

Ноги понесли Андрюшу к малышам, обратно в пятый отряд. Но он уже видел, что ребята улыбаются, что Сергей Николаевич показывает совсем не туда, а в третьем отряде мальчики раздвинулись, освобождая для него место. Машенька, радостно засмеявшись, опять толкала его в спину.