Н.И. Сладков - Зимнее лето

Зима длинная, дни тоскливые — взгрустнулось Сороке.

«Вот бы лето посредине зимы! — думает. — Вот бы не снег сейчас, а трава, цветы и жуки с бабочками! Полечу, расспрошу, что другие об этом думают. Начну-ка с Медведя — он у нас самый головастый в лесу».

Подлетела к берлоге, села на выскорь, застрекотала:

— Эй, Медведь, насторожи-ка своё мохнатое ухо — что-то спросить хочу. Что лучше — зима или лето?

Заворочался Медведь в берлоге, проворчал недовольно:

Такой сон смотрел, а ты мне его, болтливая, перебила. Малина снилась, цветочки, мёд…

— Можешь не отвечать! — обрадовалась Сорока. — И так понятно, что ты о лете грезишь — раз мёд и малина. Полечу ещё Зайца спрошу, он самый в лесу торопливый.

— Она ещё и спрашивает! — изумился Заяц. — Да будь сейчас лето — сидел бы я с отмороженным ухом? Я бы здоровым ухом слушал весёлые птичьи песни, а тёплым носом нюхал бы цветы. А не грыз бы зубами осину горькую, оледенелую, как сейчас…

— И с Зайцем ясненько, — застрекотала Сорока. — Спросим для разнообразия птицу — зимнего Свиристеля. Ау, Свиристель, ответь с лёту — зима или лето? Чего жаждет твоя птичья душа?

— Душа моя жаждет тепла, — свиристит Свиристель. — Глаза мои истосковались по зелени. А птичий ум мой подсказывает, что лето лучше зимы, хоть я, как и ты, не улетаю на зиму в жаркие страны.

— Браво, Свиристель! — обрадовалась Сорока. — Браво, Медведь и Заяц! Все мы заодно, всем нам лето нужно. Будем в сытости и тепле, а не в холоде и голоде. Даже Ежу понятно. Эй, Ёж, тебе понятно?

— А что, я, как все, — зафырчал из своей ухоронки Ёж. — Все за лето, и я за лето. Все за зиму, и я за зиму. Я всегда за лето и за тепло. Как все…

— Тра-та-та! — прокричала Сорока. — Кра-со-та! Лечу к Лесовику на поклон, упрошу зиму на лето перевернуть.

В каждом лесу есть свой Лесовик, который всё знает, всё умеет и всё может. Трудно сказать, на кого он больше похож: кто видел, рассказывает о нём по- разному. Но в одном сходятся все — Лесовик может всё. Может кричать разными голосами. Может в лесу прохожего закружить. Может птицу и зверя спасти от охотника. И даже, если захочет, может превратить зиму в лето.

— Так и так, Лесовик, — говорит Сорока, — все в лесу за лето, всем надоела зима. На тебя у нас вся надежда.

Взъерошился Лесовик, как еловая шишка, посветил зелёными глазками из-под моховых бровей, прогудел, как ветер:

— Ох-х, пожалеете…

— Не пожалеем! — закричала Сорока. — Кто о зиме пожалеет? Все о лете только и думают.

— Не вовремя это, ох-х не вовремя! — гудит Лесовик. — В лесу всё должно быть вовремя. Но раз уж просите так… Но помните, я вас предупреждал!..

Вставил Лесовик в мохнатый рот свою берестяную трубку. Вдруг потемнело вокруг, дрогнуло, замелькало — и не стало зимы, стало лето! Зелень, солнце, жара.

— Ур-ра! — заорала Сорока. — Красота!

И прислушалась: вот сейчас её все хвалить начнут, вот какая она хорошая — всем угодила. И слышит: не хвалят её, а ругают! Не «ура» почему-то кричат, а «караул».

— Не может быть! — изумилась Сорока.

Но всё так и было. Слышались в лесу не крики радости, а крики испуга, отчаяния, злости.

— Бр-рак, бр-рак! — орала Лягушка. — Кавардак! Кто устроил лето посредине зимы? А где весна? Когда мне теперь икру метать, головастиков выводить? Переведётся весь лягушачий род. Бр-рак, бр-рак!

— Ау-у, ау-у! — кричала Сова. — Караул! Лето в лесу, а перелётные птицы на юге все. Кто будет клевать короедов и лубоедов, корнеедов и листогрызов? Одним зимним птицам с ними не справиться. Пропадёт лес на корню. Караул!

— Чу-фыш-ш! — зачуфыркал Косач-тетерев. — Что за чуш-шь? Почему после зимы сразу лето? А весну куда подевали? За что меня весенних песен и танцев лишили? Ни подрался, ни покрасовался, а уже линять пора. Что за чуш-шь?

— Что я тебе говорил? — проскрипел Лесовик. — Предупреждал ведь…

— Не я одна! — растерялась Сорока. — Все просили — Свиристель, Заяц, Ёжик, даже Медведь.

Тут примчался Заяц.

— Виноват, Лесовик, поторопился! Вот эта трещотка с толку сбила, заладила: лето, лето! А что хорошего: жара, а я в зимней шубе. Кругом зелено, а я белый как снег — Лиса и Ястреб глаз не сводят. Не поверите — трусом стал! Хотя всем известно, какие мы, зайцы, храбрые…

За Зайцем Свиристель летит.

— Я для чего к вам на зиму с севера прилетел? — свиристит. — За рябиной я прилетел. А где она, куда подевалась? Одни несъедобные листья вокруг. И вообще кошмар: если лето — я должен на севере быть, а я здесь. Здесь мне положено быть зимой, а тут лето. Где зима, где лето, где я? И есть нечего…

— Я знаю, что делать! — слышится из берлоги. — Лесовика надо бить! Он во всём виноват. Размочалить бы его волшебную трубку об его замшелую голову. Фокусник…

— Пр-равильно! — переметнулась Сорока. — Хотя ты, Медведь, о цветочках мечтал, о малине. Чем же ты недоволен?

— Всем недоволен, — ворчит Медведь. — Не выспался как положено. Всегда полгода сплю без забот, а тут и половины не отлежал. По первым весенним проталинам лапами не пошлёпал. Непорядок. Я вам не заяц какой-нибудь, чтоб из зимы прямо в лето прыгать. Куда подевали вы месяц май? А мая нет — ни малины, ни мёда нет. Откуда малине быть и сладкому липовому мёду, если ни липа, ни малина поцвести не успели? А? Это я тебя, мохноногий, спрашиваю. Доставай свою трубку, дуди с другой стороны!

— Так его, Медведушка, так! — совсем обнаглела Сорока. — Ишь что удумал — лето ему посредине зимы! Ни гнёзда из-за него не плела, ни птенчиков не голубила. Не зря весь хвоей и мохом зарос. Нарушитель порядка…

Завозился Лесовик на суку, что-то сказать хотел и рот уж было раскрыл — как дупло! — но потом рукой сучковатой махнул, спину о кору поскрёб и отвернулся.

— Чтоб я ещё когда-нибудь да для кого-нибудь! Никогда!

Тут опять потемнело, дрогнула земля, замелькали деревья — и нет лета, снова зима. Всё как было. Снова холодно, голодно, скучно. Снег, мороз, тишина. Тишина потому, что даже нетерпеливая Сорока помалкивает — как бы хуже не вышло. Все теперь терпеливо ждут. Учёные! Потому что всему своё время и своя пора. И только так, и никак иначе!