Братья Гримм - Три языка

Жил однажды в Швейцарии старый граф; был у него единственный сын, да и тот был дурак, ничему не мог научиться.

Вот отец и говорит:

— Послушай, сынок, в голову тебе все равно ничего не вобьешь, надо будет тебе за дело приняться. Придется тебе из дому уйти: я решил отдать тебя одному знаменитому мастеру, пускай он попробует из тебя что-нибудь сделать.

Отослали юношу в чужой город, и пробыл он там у мастера целый год. Прошел срок, воротился юноша домой, а отец его и спрашивает:

— Ну, сынок, чему же ты научился?

— Научился я, батюшка, понимать, о чем лают собаки, — ответил он.

— Боже ты мой! — воскликнул отец. — И это все, чему ты научился? Надо будет тебя послать в другой город, к другому мастеру.

Вот отвели юношу в другой город, и пробыл он там у мастера тоже целый год. Вернулся он домой, а отец опять его спрашивает:

— Ну, сын мой, чему же ты научился?

Тот отвечает:

— Научился я, батюшка, понимать, о чем говорят птицы.

Разгневался отец и говорит:

— Эх, пропащий ты человек, дорогое ты время потратил, а ничему не научился. И не стыдно тебе мне на глаза показываться? Пошлю я тебя к третьему мастеру, а не научишься ты и на сей раз, то не хочу я больше твоим отцом называться.

Пробыл сын у третьего мастера тоже целый год, воротился домой, а отец его и спрашивает:

— Сын мой, чему же ты научился?

А он отвечает:

— Милый батюшка, этот год учился я понимать, о чем лягушки квакают.

Тут уж и вовсе разгневался отец, вскочил, позвал своих слуг и говорит:

— Этот человек мне больше не сын, я прогоняю его из дому и велю вам завести его в лес и там с ним покончить.

Вывели его в лес и должны были его там убить, но слуги его пожалели и отпустили. Они вырезали у лани язык и глаза, чтобы принести старику знак доказательства.

А юноша двинулся дальше и спустя некоторое время пришел к укрепленному замку и попросился там переночевать.

— Хорошо, — сказал хозяин замка, — если ты согласен заночевать внизу в старой башне, то ступай туда, но предупреждаю тебя, что это для жизни опасно, ибо там полно диких собак, они все время лают и воют, и в урочный час им надо бросать человека, и они его тотчас съедают.

Вся округа была из-за этого в горе и печали, но никто помочь им в беде, однако, не мог. Но юноша был бесстрашен и сказал:

— Вы уж меня только пустите вниз к лающим псам и дайте мне им что-нибудь бросить. Со мной они ничего не сделают.

И так как он сам того пожелал, то дали ему немного еды для диких зверей и отвели в башню. Вот спустился он туда, но собаки на него не залаяли и, окружив его, ласково замахали хвостами, поели всё, что он дал им, и не причинили ему никакого вреда. На другое утро, к общему удивлению, он вернулся жив и невредим и говорит хозяину замка.

— Собаки мне рассказали на собачьем своем языке, почему они там поселились и отчего наносят вред округе. Они заколдованы и должны охранять большой клад, что закопан под башней, и до той поры они не успокоятся, пока этот клад не будет вырыт; а как это сделать, я тоже узнал из их разговоров.

И все обрадовались, услыхав об этом, и хозяин замка сказал, что примет его вместо сына родного, если ему посчастливится это сделать.

Юноша снова спустился вниз, и так как он знал, что ему должно делать, то и выполнил все и принес оттуда полный ларец золота. И не слышно стало с той поры воя диких собак, они пропали, и вся округа освободилась от злой напасти.

И вот спустя некоторое время надумал юноша отправиться в Рим. По пути он проезжал мимо болота, а сидели в нем лягушки и квакали.

Он прислушался, и когда услыхал, о чем они говорят, он стал задумчив и печален.

Наконец он прибыл в Рим, и как раз в это время умер папа, и было у кардиналов большое сомнение, кого им назначить его преемником. Наконец они порешили на том, что надо будет выбрать в папы того, кому откроется божественное знамение. Только они это решили, как входит в храм молодой граф, и вдруг спускаются к нему и садятся на плечи два белоснежных голубя. И признало тогда в этом духовенство знак божий, и его тут же спросили, не хочет ли он сделаться папой. Он был в нерешительности, не зная, достоин ли он этого, Но голуби ему шепнули, что, он может на это согласиться, и он сказал наконец: «Да».

И вот был он помазан и посвящен в папы, и случилось то, о чем он слыхал по дороге от лягушек и что его так сильно огорчило: будто должен он сделаться святым папой. Пришлось ему потом петь мессу, он не знал из нее ни одного слова, но два голубя сидели всегда у него на плечах и подсказывали ему все на ухо.