А.С. Барков - Тетеревиная песня
Читайте рассказ Александра Сергеевича Баркова «Тетеревиная песня» на сайте Каруника
Тетеревиная песня - читать онлайн
В воскресенье отец разбудил меня, когда было еще совсем темно.
— Всю красоту проспишь, соня. Вставай-ка живо! На тетеревиный ток опоздаем!
Я с трудом очнулся от дремы, наскоро умылся, выпил кружку молока, и мы двинулись в путь.
По рыхлому снегу ступали наугад, то и дело проваливались в колдобины. Прямого пути не было, пришлось сделать крюк — обойти низину, и тут я вспомнил:
— Ружье-то забыли…
— Не беда,— успокоил меня отец.— Не за тем идем…
Я опустил голову: что же делать в лесу без ружья?! Миновали железнодорожное полотно и через поле по узкой тропе заспешили к еще сонному, голубеющему вдали лесу.
Апрельский воздух тревожно и свежо пах талой землей. У дороги вербы в серебряном пуху. Внезапно отец остановился, затаил дыхание… Вдали, в березняке, кто-то робко, неуверенно бормотал.
— Кто это проснулся? — спросил я.
— Тетерев-косач,— ответил отец.
Я долго приглядывался и заметил на деревьях больших черных птиц. Мы спустились в овраг и подошли к ним ближе.
Тетерева не спеша поклевывали на березах почки, важно прохаживались по веткам. А один косач си на вершине березы, вздувал шею, вскидывал краснобровую голову, распускал веером хвост и все гром и сильнее бормотал: «Чуф-фых-х, бу-бу-бу…» Ему по очереди, с расстановкой вторили другие петухи… Вдруг старый токовик вошел в азарт, упал на землю… Поднял голову, зорко огляделся го сторонам, замер — нет ли где опасности?! — и тотчас забубнил, вытянув вперед шею: «Чу! чшшш… чуф-фык… бу-бу-бу…». Приметил темную замшелую кочку, и сгоряча ему показалось, что это соперник. Сердито затоптался на месте, подпрыгнул вверх, забил крыльями, принял гневный и немного смешной вид, решительно побежал к ней. Но, чуть не наскочив на кочку, понял свою оплошность, резко отпрянул в сторону и вновь, правда теперь уже покойнее, забормотал…
— Знаешь,— сказал отец,— для охотника это лучшая песня. Послушаешь ее, и весь месяц на душе праздник.
— Какой праздник? — удивился я.
— Весенний…— Отец вдохнул полной грудью воздух, снял шапку.— Скоро у косачей пляски да игрища на болотах пойдут. Музыка — лесная капель. А слова такие…— Тут он подбоченился, охнул… да и запел вполголоса: — Куплю балахон, продам шубу!
С той поры прошло более тридцати лет, но до сего дня у меня перед глазами — холодная апрельская ночь, неблизкий путь к лесу, когда мокрый снег хлюпал под ногами… Светлый березняк — деревья еще голы, но уже ожили, дышат; молочно-белые с голубизной стволы — и на этом фоне темные силуэты птиц: «Чуф-фых, бу-бу-бу…»
— Всю красоту проспишь, соня. Вставай-ка живо! На тетеревиный ток опоздаем!
Я с трудом очнулся от дремы, наскоро умылся, выпил кружку молока, и мы двинулись в путь.
По рыхлому снегу ступали наугад, то и дело проваливались в колдобины. Прямого пути не было, пришлось сделать крюк — обойти низину, и тут я вспомнил:
— Ружье-то забыли…
— Не беда,— успокоил меня отец.— Не за тем идем…
Я опустил голову: что же делать в лесу без ружья?! Миновали железнодорожное полотно и через поле по узкой тропе заспешили к еще сонному, голубеющему вдали лесу.
Апрельский воздух тревожно и свежо пах талой землей. У дороги вербы в серебряном пуху. Внезапно отец остановился, затаил дыхание… Вдали, в березняке, кто-то робко, неуверенно бормотал.
— Кто это проснулся? — спросил я.
— Тетерев-косач,— ответил отец.
Я долго приглядывался и заметил на деревьях больших черных птиц. Мы спустились в овраг и подошли к ним ближе.
Тетерева не спеша поклевывали на березах почки, важно прохаживались по веткам. А один косач си на вершине березы, вздувал шею, вскидывал краснобровую голову, распускал веером хвост и все гром и сильнее бормотал: «Чуф-фых-х, бу-бу-бу…» Ему по очереди, с расстановкой вторили другие петухи… Вдруг старый токовик вошел в азарт, упал на землю… Поднял голову, зорко огляделся го сторонам, замер — нет ли где опасности?! — и тотчас забубнил, вытянув вперед шею: «Чу! чшшш… чуф-фык… бу-бу-бу…». Приметил темную замшелую кочку, и сгоряча ему показалось, что это соперник. Сердито затоптался на месте, подпрыгнул вверх, забил крыльями, принял гневный и немного смешной вид, решительно побежал к ней. Но, чуть не наскочив на кочку, понял свою оплошность, резко отпрянул в сторону и вновь, правда теперь уже покойнее, забормотал…
— Знаешь,— сказал отец,— для охотника это лучшая песня. Послушаешь ее, и весь месяц на душе праздник.
— Какой праздник? — удивился я.
— Весенний…— Отец вдохнул полной грудью воздух, снял шапку.— Скоро у косачей пляски да игрища на болотах пойдут. Музыка — лесная капель. А слова такие…— Тут он подбоченился, охнул… да и запел вполголоса: — Куплю балахон, продам шубу!
С той поры прошло более тридцати лет, но до сего дня у меня перед глазами — холодная апрельская ночь, неблизкий путь к лесу, когда мокрый снег хлюпал под ногами… Светлый березняк — деревья еще голы, но уже ожили, дышат; молочно-белые с голубизной стволы — и на этом фоне темные силуэты птиц: «Чуф-фых, бу-бу-бу…»