А.П. Платонов - Луговые мастера

Небольшая у нас река, а для лугов ядовитая. И название у нее малое — Лесная Скважинка. Скважинкой она прозвана за то, что омута в ней большие: старики сказывали, что мерили рыбаки глубину деревом, так дерево ушло под воду, а дна даже не коснулось, а в дереве том высота большая была — саженей пять.

Народ у нас до сей поры рослый. Лугов — обилие, скота бывало много и харчи мясные каждое воскресенье.

Только теперь пошло иное. На лугах сладкие травы пропадать начали, а полезла разная непитательная кислина, которая впору одним волам.

Лесная Скважинка каждую весну долго воду на пойме держит — в иной год только к июню обсыхают луга, да и в себя речка наша воду начала плохо принимать: хода в ней засорены. Пройдет ливень — и долго мокреют луга, а бывало, враз обсохнут. А где впадины на лугах, там теперь вечные болота стоят. От них зараза и растет по всей долине, и вся трава перерождается.

Село наше по-нонешнему называется Красногвардейское, а по-старинному Гожево.

Жил у нас один мужик в прозвище Жмых, а по документам Отжошкин.

В старые годы он сильно запивал.

Бывало — купит четверть казенной, наденет полушубок, тулуп, шапку, валенки и идет в сарай. А время стоит летнее.

— Куда ты, Жмых?— спросит сосед.

— На Москву подаюсь,— скажет Жмых в полном разуме.

В сарае он залезал в телегу, выпивал стакан водки и тогда думал, что поехал в Москву. Что он едет, а не сидит в сарае на телеге. Жмых думал твердо и даже разговаривал со встречными мужиками:

— Ну, што, Степан? Живешь еще? Жена, сваха моя, цела?

А тот, встречный Степан, будто бы отвечает Жмыху:

— Цела, Жмых, двойню родила. Отбою нету от ребят.

— Ну ничего, Степан, рожай, старайся,— воздуху на всех хватит,— отвечал Жмых и как бы ехал дальше.

Повстречав еще кой-кого, Жмых выпивал снова стакан, а потом засыпал. Просыпался он недалеко от Москвы.

Тут он встречал, будто бы, старинного друга, к тому же еврея.

— Ну как, Яков Якович. Все тряпки скупаешь, дерьмом кормишься?

— По малости, господин Жмых. (Тогда еще господа были: дело довоенное), по малости. Что-то давно не видно вас, соскучились…

— Ага, ты соскучился. Ну, давай выпьем!

И так Жмых — встречая, беседуя и выпивая — доезжал до Москвы, не выходя из сарая. Из Москвы он сейчас же возвращался обратно — дела ему там не было,— и снова дорогу ему переступали всякие знакомые, которых он угощал.

Когда в четверти оставалось на донышке, Жмых допивал молча один и говорил:

— Приехали, слава тебе, господи, уцелел, Мавра,— кричал он жене,— встречай гостя!— и вылезал из телеги, в которой стоял уже четвертый день. После того Жмых не пил с полгода, потом снова «ехал в Москву». Вот какой у нас Жмых.


Позже, в революцию, он совсем остепенился:

— Сурьезное,— говорит,— время настало.

Ходил на фронте красноармейцем, Ленина видел и всякие чудеса, только не все подробно рассказывал.

Воротился Жмых чинным мужиком.

— Будя,— говорит,— пора нонешнюю деревню истребить.

— Как так, за што такое? Аль новое распоряжение такое вышло?

— Оно самотеком понятно,— говорил Жмых.— Нагота чертова. Беднота ползучая. Што у нас есть? Солома, плетень да навоз. А сказано, что бедность — болезнь и непорядок, а не норма.

— Ну и што ж?— спрашивали мужики.— А как же иначе? Дюже ты умен стал…

Но Жмых имел голову и стал делать в своей избе особую машину, мешая бабьему хозяйству. Машина та должна работать песком — кружиться без останову и без добавки песка, которого требовалось одно ведро.

Делал он ее с полгода, а может, и больше.

— Ну как, Жмых?— спрашивали мужики в окно.— Закружилась машина? Покажь тогда.

— Уйди, бродяга!— отвечал истомленный Жмых.— Это тебе не пахота — тут техническое дело.

Наконец Жмых сдался.

— Што ж, аль песок слаб?— спрашивали соседи.

— Нет, в песке большая сила,— говорил Жмых,— только ума во мне не хватает: учен дешево и рожден не по медицине.

— Вот оно што.. .— говорили соседи и уважительно глядели на Жмыха.

— А вы думали — что!— уставился на них Жмых.— Эх вы, мелкие собственники!


Тогда Жмых взялся на сочливые луга. И действительно — пора. Избыток народа из нашего села каждый год уходил на шахты, а скот уменьшался, потому что кормов не было. Где было сладкое разнотравье — одна жесткая осока пошла. Болото загоняло наше Гожево в гроб.

То и взяло Жмыха за сердце.

Поехал он в город, привез оттуда устав мелиоративного товарищества и сказал обществу, что нужно канавы по лугу копать, а самую Лесную Скважинку чистить сквозь.

Мужики поломались, но потом учредили из самих себя то мелиоративное товарищество. Назвали товарищество «Альфа и Омега», как было указано в примере при уставе.

Но никто не знал, что такое — «Альфа и Омега».

— И так тяжко придется — дернину рыть и по пузо копаться,— говорили мужики,— а тут Альфия. А может, она слово какое законное, мы вникнуть не можем, и зря отвечать придется.

Поехал опять Жмых слова те узнавать. Узнал: «Начало и Конец»— оказались.

— А чему начало и чему конец — неизвестно,— сказали гожевцы, но устав подписали и начали рыть землю, как раз работа в поле переменилась.

Тяжела оказалась земля на лугах: как земля та сделалась, так и стояла непаханая.

Жмых командовал, но и сам копался в реке, таскал карчу и разное ветхое дерево.

Приезжал раз техник, мерил болото и дал Жмыху план. Два лета бились гожевцы над болотами и над Лесной Скважинкой. Пятьсот десятин покрыли канавками да речку прочистили на десять верст.

И правда, что техник говорил, луга осохли.

Там, где вплавь на лодке едва перебирались,— на телегах поехали — и грунт ничего себе, держал.

На третий год луга вспахали. Лошадей измаяли вконец: дернина тугая, вся корневищами трав оплелась, в четыре лошади однолемешный плужок едва волокли.

На четвертый год весь укос с болота собрали, и кислых трав стало меньше.

Жмых торопил всю деревню — и ни капли не старел ни от труда, ни от времени. Что значит польза и интерес для человека.

На пятый год травой тимофеевкой засеяли всю долину, чтобы кислоту всю в почве истребить.

— Мудер мужик,— говорили гожевцы на Жмыха.— Всю Гожевку на корм теперь поставил.

— Знамо, не холуй!— благородно отзывался Жмых.

Продали гожевцы тимофеевку — двести рублей десятина дала.

— Вот это да!— говорили мужики.— Вот это не кроха, а пища!

— Холуи вы,— говорил Жмых.— То ли нам надо? То ли советская власть желает? Надобно, чтобы роскошная пища в каждой кишке прела.

— А как же то станется, Жмых? И так добро из земли прет,— говорили посытевшие от болотного добра гожевцы.

— В недра надобно углубиться,— отвечал Жмых.— Там добро погуще. Может, под нами железо есть аль еще какой минерал. Буди землю корябать — века зря проходят. Пора промысел попрочней затевать.


Примечание: Этот текст *приблизительно* воспроизводит авторский и может содержать ошибки, несмотря на вычитку. Его можно использовать только для *ознакомления* с работой автора.